Политика другими средствами

Путин и Клаузевиц

• Дата публикации: 5 октября 2022 года
• Автор: Big Serge (Большой Серж)
• Перевод: Дедушка Генус (Политотикус)
• Ссылка на оригинал статьи

Карл фон Клаузевиц

За исключением великого Сунь Цзы и его «Искусства войны», ни один военный теоретик больше не оказал такого заметного философского влияния, как прусский генерал Карл Филипп Готфрид фон Клаузевиц. Участник наполеоновских войн, в последние годы своей жизни он посвятил себя работе, что станет его знаковым достижением — объемному творению, озаглавленному просто «Vom Kriege» — «О войне».

Оно представляет собой размышления как о военной стратегии, так и о социально-политическом феномене войны, сильно сдобренные философскими размышлениями. Книга оказала прочное и неизгладимое влияние на обучение военному искусству, но временами довольно сложна для чтения. Это связано с большой трагедией — Клаузевиц так и не смог ее закончить. Он умер в 1831 году в возрасте 51 года, и его рукопись осталась в неотредактированном беспорядке. Попытка систематизировать и опубликовать его работы выпала на долю его жены.

Клаузевиц, прежде всего, славится своими афоризмами — «Все очень просто в войне, но самое простое сложно». И своим словарем военных терминов, включающим такие понятия, как «трение» и «кульминация». Среди всех его выдающихся цитат, одна, возможно, самая известная: «Война — это лишь продолжение политики другими средствами».

Именно на этом утверждении мы остановимся. Но, прежде всего, стоит прочитать её целиком:

«Война — это лишь продолжение политики другими средствами. Поэтому мы видим, что война — это не просто политический акт, но и реальный политический инструмент, продолжение политической торговли, осуществление того же самого другими средствами. Все, что выходит за рамки этого и строго связано с войной, относится только к особенной природе используемых ею средств. От искусства войны, в целом, и от полководца — в каждом конкретном случае, зависит чтобы тенденции и взгляды политики были совместимы с этими средствами. И это не пустяк! Но как бы это ни влияло на политические взгляды в отдельных случаях, всегда следует рассматривать её только как их модификацию. Ведь политические взгляды — это цель, война — средство, а средство всегда должно включать в себя цель.

«О войне», том 1, глава 1, раздел 24

Если прорваться сквозь плотный и многословный стиль Клаузевица, можно сделать довольно простой вывод: война всегда связана с какой-то более важной политической целью и существует в политическом спектре. Политика находится в каждой точке этой оси: война начинается в ответ на какую-то политическую потребность, поддерживается и продолжается как акт политической воли, и, в конечном итоге, направлена на достижение политических целей.

Война не может быть отделена от политики — ведь именно политический аспект делает ее войной. А если пойти в этой логике ещё дальше, война при отсутствии политической надстройки перестает быть войной, и становится грубым, животным насилием. Именно политика отличает войну от других форм насилия.

Рассмотрим военные действия России на Украине в этих терминах.

Путин — бюрократ

Часто бывает, что самых влиятельных в мире людей плохо понимают современники — власть окутывает и искажает великого человека. Так было со Сталиным и Мао, так же сейчас происходит с Владимиром Путиным и Си Цзиньпином.

Например, на Западе Путина считают гитлеровским демагогом, правящим с помощью внесудебного террора и милитаризма. Вряд ли что-то может быть ещё дальше от истины! Почти все аспекты западной карикатуры на Путина глубоко ошибочны, хотя недавний профиль Шона Макмикина подходит гораздо ближе к истине.

Для начала, Путин — не демагог. Он не харизматичен от природы, хотя, со временем, значительно улучшил свои политические навыки. Он способен выступать с эффектными речами, когда это необходимо, но не из тех, кто любит выступать с трибуны.

В отличие от Дональда Трампа, Барака Обамы или даже, упаси Боже, Адольфа Гитлера, Путин просто не умеет прирождённо угождать толпе. В самой России его воспринимают скорее как довольно скучного и уравновешенного профессионального политика, чем как харизматичного популиста.

Его устойчивая популярность в России гораздо больше связана со стабилизацией российской экономики и пенсионной системы, чем с фотографиями, на которых он без рубашки скачет верхом на лошади.

Доверьтесь плану, даже если его реализация идет медленно и скучно

Более того, вопреки мнению, что он обладает неограниченными внесудебными полномочиями, Путин является скрупулезным последователем юридических процедур. Государственное устройство России предусматривает очень сильную президентскую власть (это было необходимо после полного развала государства в начале 1990-х годов).

Но даже с такими полномочиями Путин не воспринимается как личность, склонная к радикальным или взрывоопасным решениям. Западные критики могут утверждать, что в России нет верховенства права, но Путин, по крайней мере, правит по закону. В рамках надстройки, образованной бюрократическими механизмами и процедурами.

Это стало очевидным в последние дни. Продвижение Украины на нескольких фронтах привело в движение новый цикл гибели и триумфа. Проукраинские деятели ликуют по поводу краха российской армии. А многие в российском лагере сетуют на руководство, которое, по их мнению, должно быть, преступно некомпетентно.

Пока все это происходит в военной сфере, Путин спокойно проводит процесс аннексии через юридические механизмы. Сначала проводит референдумы, затем подписывает договоры о вхождении в состав Российской Федерации с четырьмя бывшими украинскими областями. Которые затем направляются на ратификацию в Государственную Думу и в Совет Федерации, а затем возвращаются на подпись и заверение Путиным.

Пока Украина бросает в бой свои летние накопления резервов, Путин, похоже, вовсю погряз в бумажной волоките и процедурах. Договоры даже рассмотрены Конституционным судом России, и были установлены крайние сроки прекращения использования украинской гривны в качестве законного платежного средства и замены ее рублем.

Это странное зрелище. Путин упорно занимается скучными юридическими формальностями аннексии, по-видимому, оставаясь глухим к хору голосов, которые вопят, что война на грани полного провала. Непреклонное спокойствие, излучаемое из Кремля (по крайней мере публично), противоречит событиям на фронте.

Так что же происходит на самом деле? Неужели Путин настолько оторван от событий на местах, что даже не подозревает, что его армия терпит поражение? Планирует ли он применить ядерное оружие в приступе гнева? Или это, как говорил Клаузевиц, лишь продолжение политики другими средствами?

Экспедиционная война

Из всех фантасмагорических утверждений, сделанных об этой войне, лишь в немногие труднее поверить, чем утверждению, что Россия намеревалась завоевать Украину силами менее 200 тыс. человек.

Действительно, главная истина войны, с которой наблюдатели обязаны смириться — российская армия с первого дня сильно уступала в численности, несмотря на огромное демографическое преимущество России над Украиной. На бумаге Россия направила экспедиционный корпус численностью менее 200 тыс. человек, хотя, конечно, в последнее время это полное количество не участвовало в активных боевых действиях на линии фронта.

Развертывание этих сил связано с довольно уникальной моделью службы в России. Когда «контрактники» — профессиональное ядро армии, сочетаются с резервистами, которые набираются в результате ежегодной волны призыва. Таким образом, в России сложилась двухуровневая модель вооруженных сил: профессиональные силы мирового уровня и большой резерв. Последний можно пополнять за счет вспомогательных сил, таких как БАРС (добровольцы), чеченцы, ополченцы ЛНР-ДНР.

Сыны нации — носители жизненной силы и жилы государства

Эта двухуровневая модель отражает, в некотором роде, геостратегическую шизофрению, которая преследовала постсоветскую Россию.

Россия — огромная страна с потенциально колоссальными обязательствами в области безопасности, охватывающими континент, что унаследовала советское наследие массовой мобилизации. Ни одна страна ранее не демонстрировала способность к мобилизации в военное время в масштабах, сравнимых с СССР.

Переход от советской мобилизационной схемы к меньшим и более компактным, профессионально подготовленным силам — был на протяжении большей части путинских лет неотъемлемой частью российского неолиберального режима жесткой экономии. Важно понимать, что военная мобилизация, как таковая — это еще и форма политической мобилизации.

Готовые контрактные войска требуют довольно низкого уровня политического консенсуса и поддержки со стороны основной части населения России. В военном отношении контрактная армия России по-прежнему способна на многое: уничтожить украинские военные объекты, сеять хаос артиллерией, прорваться в городские агломерации на Донбассе и уничтожить значительную часть военного потенциала Украины.

Однако она не может вести многолетнюю континентальную войну против противника, численно превосходящего её (по меньшей мере в четыре раза). Обладающего разведданными, средствами управления и материальной базой, находящимися за пределами непосредственной досягаемости. Особенно если правила ведения боевых действий не позволяют ей наносить удары по жизненно важным артериям противника.

Необходимо более активное развертывание сил. Россия должна превзойти армию неолиберальной экономии. У нее есть материальный потенциал для мобилизации необходимых сил — многомиллионный резерв, огромные запасы техники. А также, собственные производственные мощности, подкрепленные природными ресурсами и производственным потенциалом Евразийского блока. Но помните, военная мобилизация — это также и политическая мобилизация.

Советский Союз смог мобилизовать десятки миллионов молодых людей, чтобы ослабить, захлестнуть и, в конечном счете, уничтожить немецкую сухопутную армию. Потому, что в его руках были два мощных политических инструмента. Во-первых — это огромная и далеко идущая власть Коммунистической партии с ее повсеместно действующими органами. Во-вторых, это была правда, что немецкие захватчики пришли с намерением геноцида (Гитлер тогда размышлял, что Сибирь можно превратить в резервацию для выживших славян, которую можно периодически бомбить, чтобы напомнить, кто здесь главный).

У Путина нет такого мощного органа принуждения, как у Коммунистической партии. Она обладала потрясающей материальной мощью и убедительной идеологией, обещавшей ускоренный путь к некапиталистической современности. Действительно, ни в одной стране сегодня нет политического аппарата, подобного этой великолепной коммунистической машине, за исключением, возможно, Китая и Северной Кореи.

Таким образом, в отсутствие прямого рычага для создания политической, а следовательно, и военной мобилизации, Россия должна найти альтернативный путь к достижению политического консенсуса на ведение более высокой формы войны. И он уже достигнут, благодаря западной русофобии и склонности Украины к насилию. Происходит тонкая, но глубокая трансформация российского социально-политического организма.

Создание консенсуса

Путин и его окружение с самого начала представляли эту войну в экзистенциальном ключе. Однако вряд ли большинство россиян это понимало. Скорее всего, они рассматривали её так же, как американцы рассматривали войны в Ираке и Афганистане — как оправданные военные действия, которые, тем не менее, были всего лишь технократической задачей для профессиональных военных, а не вопросом выживания нации.

Я сильно сомневаюсь, что хоть один американец когда-либо верил, что судьба нации зависит от войны в Афганистане (американцы не вели экзистенциальной войны с 1865 года). И судя по кадровому кризису, охватившему американскую армию, похоже, никто не видит реальной внешней экзистенциальной угрозы.

Произошедшее за несколько месяцев после 24 февраля, весьма примечательно. Экзистенциальная война за русскую нацию воплотилась и стала реальной для россиян. Санкции и антироссийская пропаганда, демонизирующая всю нацию как «орков», сплотили даже изначально скептически настроенных к войне россиян.

И рейтинг одобрения Путина резко вырос. Основное предположение Запада, что русские ополчатся против власти, вылилось в противоположность. Видеозаписи пыток российских военнопленных взбесившимися украинцами; украинские солдаты, звонящие российским матерям и с издевкой сообщающие о смерти их сыновей; российские дети, погибшие в результате обстрела Донецка — служат подтверждением идущего между строк заявления Путина, что Украина — это одержимое бесами государство, которых необходимо изгнать с помощью оружия.

Среди всего этого, с точки зрения Александра Дугина и его неофитов — американские псевдоинтеллектуальные «синие галочки» (прим. пер.: подтверждённые аккаунты в соцсетях) публично пускают слюни по поводу перспективы «деколонизации и демилитаризации» России. Что, несомненно, подразумевает расчленение российского государства и раздел его территории. А правительство Украины (в ныне удаленных твитах) публично заявило, что русские склонны к варварству, так как являются «полукровной расой с примесью азиатских кровей».

Одновременно с этим, Путин упорно продвигался и в конечном итоге реализовал свой проект формальной аннексии старой восточной части Украины. Это также юридически трансформировало войну в экзистенциальную борьбу. Дальнейшее продвижение Украины на восток стало в глазах российского государства нападением на суверенную российскую территорию и попыткой разрушить его целостность. Недавние опросы общественного мнения показывают, что подавляющее большинство россиян поддерживают защиту этих новых территорий любой ценой.

прим. пер.: Конституция РФ, в отличии от Конституции СССР, не предусматривает выхода субъектов из её состава. Дальше только война до победного конца или разрушение страны.

Теперь все сферы совпадают. Путин и компания с самого начала задумывали эту войну как экзистенциальную борьбу за Россию, чтобы изгнать со своего порога антироссийское марионеточное государство и отразить враждебное вторжение в российское цивилизационное пространство. С этим все больше соглашается общественное мнение (опросы показывают, что недоверие россиян к НАТО и «западным ценностям» резко возросло). Это отражает и правовая основа, созданная после аннексии.

Идеологическая, политическая и правовая сферы теперь едины во мнении, что Россия борется на Украине за само своё существование. Об объединении технического, идеологического, политического и правового измерений недавно заявил глава КПРФ Геннадий Зюганов:

«Итак, президент подписал указы о принятии ДНР, ЛНР, Запорожской и Херсонской областей в состав России. Мосты сожжены. То, что было очевидно с моральной и государственной точек зрения, теперь стало юридическим фактом: на нашей земле появился враг, он убивает и калечит граждан России. Страна требует самых решительных действий для защиты соотечественников. Время не ждет».

Политический консенсус в отношении повышения мобилизации и интенсивности военных действий достигнут. Теперь осталось только реализовать его в реальном мире, где царят кулак и сапог, пули и снаряды, кровь и железо.

Краткая история военной мобилизации

Одной из особенностей европейской истории является поистине удивительная степень, в которой римляне намного опередили свое время в сфере военной мобилизации. Рим покорил мир во многом потому, что обладал исключительным мобилизационным потенциалом, на протяжении веков последовательно добиваясь высокого уровня массового участия мужского населения Италии в военных действиях. В битве при Алезии при завоевании Галлии Цезарь привел более 60 тыс. человек, и по этому показателю в течение столетий не было равных в постримском мире.

После падения Западной Римской империи государственный потенциал в Европе стремительно деградировал. Королевская власть во Франции и Германии была ограничена по мере роста власти аристократии и властей городов.

Несмотря на стереотипное представление о деспотической монархии, политическая власть в Средние века была сильно раздроблена, а налогообложение и мобилизация — в значительной степени локализованы. Была утрачена римская способность мобилизовывать большие армии, которые централизованно управлялись и финансировались. И война стала прерогативой узкого боевого класса — мелкой знати или рыцарей.

Как следствие, средневековые европейские армии были крайне малочисленны. В таких решающих англо-французских сражениях, как битвы при Азенкур и Креси, английская армия насчитывала менее 10 тыс. человек, а французская — не более 30 тыс. Во всемирно известной битве при Гастингсе, завершившей нормандское завоевание Британии, столкнулись две армии численностью менее 10 тыс. человек. Битва при Грюнвальде, в которой польско-литовская коалиция разгромила рыцарей Тевтонского ордена, была одной из крупнейших в средневековой Европе — в ней участвовали две армии численностью не более 30 тыс. человек.

Мобилизационные способности и государственный потенциал Европы в эту эпоху были шокирующе малы по сравнению с другими государствами мира. Китайские армии обычно насчитывали несколько сотен тысяч, а монголы, даже при значительно меньшем уровне бюрократического развития, могли выставить 80 тыс. человек.

Ситуация начала радикально меняться по мере усиления военного соперничества — в частности, жестокая 30-летняя война заставила европейские государства начать возврат к централизованной государственной мобилизации. Они, наконец-то, перешли от системы служения (сервиторской системы), где небольшой, самофинансируемый военный класс нёс воинскую службу, к фискальному военному государству, где армии формировались, финансировались, направлялись и поддерживались с помощью бюджетных бюрократических систем, централизованных правительств.

В период раннего Нового времени модели военной службы приобрели уникальную смесь воинской повинности, профессиональной службы и системы служения (сервиторов). Аристократия продолжала нести военную службу в формирующемся офицерском корпусе, в то время как для пополнения рядов использовались воинская повинность и принудительная служба.

Примечательно, что призывали тогда на очень длительный срок службы. Это отражало политические потребности монархии в эпоху абсолютизма. Армия была не формой участия населения в политической жизни государства, а инструментом его защиты как от внешних врагов, так и от крестьянских шаек.

Поэтому призывников не возвращали обратно в общество. Необходимо было превратить армию в отдельный социальный класс с некоторым элементом отдаленности от населения в целом — это был профессиональный военный институт, служивший внутренним оплотом режима.

Становление национальных режимов и массовой политики позволило значительно увеличить численность армий. Правительства в конце 19 века теперь меньше боялись собственного населения, чем абсолютные монархии прошлого. Это изменило характер военной службы и, наконец, вернуло Европу к системе, существовавшей у римлян тысячелетия назад. Военная служба стала формой массового участия в политической жизни. Что позволило призывать, обучать и возвращать призывников обратно в общество. Эта система резервистов, была характерна для армий в обеих мировых войнах.

Цикл военно-мобилизационных систем в Европе — отражение политических систем. Армии были очень малы в эпоху, когда массовое политическое участие в жизни государства было незначительным или вообще отсутствовало.

Рим выставлял большие армии, потому что там существовала значительная политическая поддержка и сплоченная идентичность в форме римского гражданства. Это позволило Риму обеспечить высокую военную активность даже в республиканскую эпоху, когда римское государство было очень маленьким и бюрократически неразвитым.

Средневековая Европа обладала раздробленной политической властью и чрезвычайно низким чувством сплоченности политической идентичности, и поэтому её армии были поразительно малы. Армии снова начали увеличиваться в размерах по мере роста чувства национальной идентичности и участия. И не случайно, что крупнейшая война в истории — Великая Отечественная (прим.пер.: в оригинале «нацистко-советская»), велась между двумя режимами, которые придерживались тоталитарных идеологий, и обеспечили чрезвычайно высокий уровень политического участия.

Это подводит нас к сегодняшнему дню. В 21-м веке, с его взаимосвязанностью и сокрушительной доступностью как информации, так и дезинформации, процесс обеспечения массового политического (а значит, и военного) участия имеет гораздо больше нюансов. Ни одна страна не обладает тотальным утопическим видением, и неоспоримо, что чувство национальной сплоченности сейчас значительно ниже, чем сто лет назад.

Путин просто не смог бы провести крупномасштабную мобилизацию в начале войны. У него не было ни механизма принуждения, ни явной угрозы для получения массовой политической поддержки. Мало кто из россиян поверил бы, что в тени таится некая экзистенциальная угроза — им нужно было это показать, и Запад не подвел. Точно так же немногие россияне, вероятно, поддержали бы уничтожение украинской инфраструктуры и городских коммуникаций в первые дни войны.

Но сейчас единственная явная критика Путина внутри России — на стороне дальнейшей эскалации. Проблема Путина, с точки зрения россиян в том, что он не идёт дальше. Другими словами, массовая политика уже опередила государственную, сделав мобилизацию и эскалацию политически обыденными. Прежде всего, мы должны помнить, что принцип Клаузевица остается верным. Военная обстановка — лишь подмножество политической обстановки, а военная мобилизация — это еще и политическая мобилизация, проявление политического участия общества в жизни государства.

Время и пространство

Наступление Украины продолжается по нескольким направлениям. Они прорываются на север Луганска и после нескольких недель битья лбом о стену в Херсоне (прим. пер.: статья от 5 октября 2022 года) наконец добились территориального прогресса. Однако буквально сегодня Путин заявил, что необходимо провести медицинские осмотры детей во вновь принятых областях и отремонтировать школьные детские площадки. Что происходит? Неужели он полностью оторван от событий на фронте?

На самом деле, есть только два варианта интерпретации происходящего. Один из них — западный: российская армия разбита, истощена, ее вытесняют с поля боя. Путин не в своем уме, его командиры некомпетентны, и единственная карта, которую России осталось разыграть — бросить пьяных, необученных призывников в мясорубку. Другой — который я отстаиваю: Россия накапливает силы для зимней эскалации и наступления. И ведет сейчас расчетливый торг, в котором уступают территории в обмен на время и украинские потери.

прим. пер.: Если кому-то будет интересно моё мнение, ВСУ сожгли за зиму в Бахмуте кучу войск и российское наступление отложили. Потому что гораздо проще, когда вражеские солдатики сами убиваются о твою эшелонированную линию обороны. Наступающие всегда несут больше потерь.

Но накопленные для нашего наступления резервы никуда не делись. Драгур тоже качается. С учётом постоянной эскалации после отмены зерновой сделки, особенно в морской сфере — атаки на мост, на военные и гражданские суда, Украина просто напрашивается на лишение выхода к морю. И на сухопутный коридор в Приднестровье. Во избежание, так сказать!

Россия продолжает отступать там, где позиции либо оперативно скомпрометированы, либо сталкиваются с подавляющей численностью украинских войск. Но она очень осторожно выводит войска из зоны оперативной опасности. В Лимане, где Украина угрожала окружить гарнизон, Россия направила мобильные резервы для деблокирования населенного пункта и обеспечения его вывода. Украинское «окружение» испарилось, и МВД Украины вынуждено было опубликовать в Твиттере (а затем удалить) видео уничтоженных гражданских автомобилей в качестве «доказательства» уничтожения российских войск.

Россия, скорее всего, продолжит отвод войск в ближайшие недели, выводя подразделения в целости и сохранности под артиллерийским и воздушным прикрытием, уничтожая запасы украинской тяжелой техники и истощая их живую силу. Тем временем в Белгороде, Запорожье и Крыму продолжает скапливаться новая техника. И мои ожидания остаются прежними: эпизодический отвод российских войск до стабилизации фронта (примерно в конце октября). Затем последует оперативная пауза, пока земля не замерзнет, а следом — эскалация. Зимнее наступление России, как только она накопит достаточное количество войск.

От Кремля исходит жуткое спокойствие. Идет мобилизация — 200 тыс. человек проходят переподготовку на полигонах по всей России. Через Керченский мост продолжают прибывать эшелоны с военной техникой. Но украинское наступление продолжается, а российских подкреплений на фронте не видно.

Разрыв между стоицизмом Кремля и ухудшением положения на фронте поразителен. Возможно, Путин и весь российский генштаб действительно преступно некомпетентны. Возможно, российские резервы — не более чем кучка пьяниц. Возможно, никакого плана нет.

Или, возможно, сыны России снова откликнутся на зов Родины, как это было в 1709, 1812 и 1941 годах.

Когда волки снова рыщут у дверей, старый медведь поднимается на бой.